2770
прос
МОЁ ИНТЕРВЬЮ ГАЗЕТЕ "МК"
АНАТОМИЯ ВОЙНЫ
КРАМАТОРСК: ОТ ЗАКАТА ДО РАССВЕТА
КРАМАТОРСК: ОТ ЗАКАТА ДО РАССВЕТА
Волонтер из России: «Вся поездка в Краматорск напоминала сюжет фильма Тарантино — непрерывное действие, абсурд, сюрреализм и паноптикум, когда ты являешься действующим лицом цепочки событий, финал которых совершенно непредсказуем".
Доставка гуманитарной помощи на Донбасс перестала быть безопасным занятием больше месяца назад.
Тем не менее, волонтеры со всей России продолжают по сей день собирать гуманитарный груз и окольными дорогами с риском для жизни доставлять его до места назначения.
Дмитрий Бабич вернулся из Краматорска незадолго до того, как ополченцы оставили этот город.
«Вся поездка в Краматорск напоминала сюжет фильма Тарантино — непрерывное действие, абсурд, сюрреализм и паноптикум, когда ты являешься действующим лицом цепочки событий, финал которых совершенно непредсказуем...» - делился он позже увиденным.
Война глазами обычного человека.
Какая она?
Дмитрий Бабич - секретарь Политсовета партии «Единая Россия» муниципального образования Горелово, расположенного в пригороде Санкт-Петербурга.
Пока наиболее патриотичные граждане искали способ попасть в Славянск чтобы пополнить ряды ополчения, другие продолжали спокойно жить, работать, отдыхать за границей, воспринимая просьбы о помощи как надоедливую помеху своему безбедному существованию. Северная столица спала.
Не отреагировали петербуржцы в основной своей массе и на гуманитарную катастрофу на Украине.
- К помощи Донбассу мы подключились чуть больше месяца назад. Когда увидели, что на Украине началось вооруженное противостояние с многочисленными жертвами не только среди ополченцев, но и мирных жителей. И тогда стало понятно, кто с кем воюет и кого надо поддерживать. До этого не было четкой ясности, - начал разговор Бабич.
- Выходит, Санкт-Петербург понял, что пора помогать ополчению и жителям Донбасса только месяц назад?
- Я живу в Горелово, это муниципальный округ Санкт-Петербурга, пригород. Когда я начал узнавать у партийного руководства города, кто централизованно собирает гуманитарную помощь на Донбасс, поразился - официально никто ничего не собирал. Благо, выяснилось, что депутат Законодательного собрания Петербурга от "Единой России" Виталий Милонов по своей инициативе поехал в Донецк и теперь является официальным представителем ДНР в Санкт-Петербурге, он и начал организовывать сбор помощи. Львиную долю собирали сотрудники приёмной депутата Милонова. У нас в Горелово результаты были скромнее. Поначалу у нас не получалось собрать достаточное количество груза, чтобы набить хотя бы одну машину. Люди раскачивались долго — вещей и продуктов несли по чуть-чуть, в кассу сдавали по копеечке. Кое что с трудом насобирали, и первым караваном отправили машину с продуктами, повезли также радиостанции, медикаменты. Позже стали поступать уже более значительные суммы. Второй наш караван ушел с инсулином и другими ценными и дорогими медикаментами, продуктами и вещами. На третий караван люди отозвались на мой призыв в твиттере и скидывались деньгами уже со всей России. Перечисляли приличные суммы из Питера, Владивостока, Сургута, Москвы, Владикавказа и Нижнего Новгорода... И тогда я понял, что на мне лежит большая ответственность за доставку третьего, более ценного груза - ведь деньги переводили те, кто доверяет лично мне. Я не мог никого подвести и сам должен был доставить его до ополченцев. Убедиться, что в дороге ничего не разворуют и не потеряют. Тем более, мы везли в холодильнике инсулин. В дороге нужно было следить, чтобы аккумулятор не сел, чтобы холодильник не перегрелся, не отключился, дверца от вибрации не открылась. Инсулин вне холодильника быстро портится. Тоже беспокойное мероприятие.
- Вас предупреждали, что могут разворовать груз по дороге?
- Мошенников, желающих заработать на Донбассе, не то чтобы много, но они есть. Мы почти за неделю собрали своими силами 100 тысяч рублей. Но у нас нет больших возможностей. Мы простые, обычные люди. А группы, которые поставили сбор гуманитарной помощи на поток с самого начала войны, собирают сегодня гигантские суммы. Уверен, большинство из них - честные и искренние люди.
- О каких суммах идет речь?
- Думаю, что речь идет о миллионах рублей, собираемых на помощь ДНР. И конечно, весьма вероятно, что кому-то сложно устоять перед соблазном, чтобы не прикарманить себе чужие деньги. Наверное, и по пути нашлись бы желающие поживиться.
- Итак, вы двинулись на Украину...
- Перед поездкой нас стали пугать, мол, по пути на каждом блок-посту нас станут грабить и все отбирать. До конечной цели может ничего не доехать. Когда мы отправились в путь, то точно еще не знали, в какой именно город в итоге поедем, обстановка все время менялась. Мы держали постоянную связь с Денисом Назаровым – руководителем одного из комитетов Верховного Совета ДНР. В итоге было принято решение, что наиболее важно будет доставить караван в Краматорск. Поинтересовались, не будет ли Верховный Совет ДНР против, если мы отвезем груз именно в этот город? Нам ответили, если мы это сделаем, то нам будут аплодировать стоя, и дали координаты Максима Власова, местного депутата в Краматорске. На тот момент я лишь насторожился, т.к. не понял, с чем связано такое высказывание - про аплодисменты стоя. Понимание пришло позже. Краматорск находится в 200 км от границы, ехать пришлось по раздолбанной дороге, которая местами простреливалась снайперами. На одном участке трассы нам пришлось проскакивать через реальный бой. Мы ехали по середине горы, а справа, в низине, где располагался частный сектор Луганска, в этот момент шла перестрелка. А слева, на вершине горы, стояли подразделения нацгрвардии, и мы крадучи пробирались по дороге, выключив все огни.
- Вы так уверенно говорите — Нацгвардия?
- На самом деле, когда мы въехали на территорию Новороссии, я был очень скептически настроен ко всему происходящему. На границе нас встречали очень молоденькие ребята, чуть ли не дети, но увешанные оружием с ног до головы. Мне показалось, что некоторым из них на вид лет по 16-18. Приехали за нами потом и взрослые, матерые мужики. Видно, что профессиональные военные. Далее мне почему-то стало казаться, что все их действия — показуха. Это касалось и нашей охраны, и внезапных остановок, и команд «ложись на землю». Может на тот момент я просто сильно устал от постоянного напряжения и необходимости непрерывно анализировать происходящее и принимать решения - поэтому и настрой был скептический. Знаете, как защитная реакция. Ничему и никому не верю! В частности, про тот бой в Луганске. Когда мы проезжали через гору, справа от нас на обочине дороги была небольшая насыпь высотой метра три. А далеко внизу лежал Луганск. Город был погружён во тьму, снизу были слышны хлопки, взрывы, в наступающих сумерках в небо поднимался чёрный пороховой дым. Слева от нас вырастала высокая, поросшая густой травой, гора. Вдруг наш караван резко остановился. Машины прижились к обочине, к этому валу.
Надо заметить, нас заранее предупредили - следовать четко за машиной с лидером ополчения и поступать так же, как он. Он выключает фары, мы — выключаем. Он ускоряется, мы делаем так же. Он тормозит, мы — за ним. Вот в какой-то момент, нас резко прижимают к этому валу и приказывают вылезать из машин и садиться на корточки. Тем временем, военные из нашего сопровождения поднялись на вал и невидимые в густой траве следили за происходящим.
Вскоре я не выдержал: «Ребят, между нами и вот этой перестрелкой внизу большое расстояние и земляной вал. Разве до нас может что-то долететь?». В ответ мне бросили: «Долететь не может, но могут сесть и доехать до нас». Я про себя подумал - что за фигня, кто там сядет и доедет, что за цирк? И только уже значительно позже, когда мы добрались до Краматорска, я случайно услышал разговор других бойцов. Оказывается, наверху, на горе стояла Нацгвардия, которая собиралась поддержать огнем тех своих, кто стрелял в ополченцев внизу, в Луганске. И если бы они сверху начали стрелять, то палили бы прямо через нас – ведь мы находились между ними и Луганском. Также они могли заметить наш караван машин и спуститься.
Далее мы мчались порой на огромной скорости по жутко раздолбанным дорогам и думали только о том, чтобы машина не развалилась. Иногда, наоборот, крались во тьме с выключенными фарами.
- Одним словом, без сопровождения ополченцев вы бы далеко не уехали?
- Самостоятельно мы бы не переехали даже первые поля. Дорога простреливалась снайперами. И между собой ополченцы переговаривались, что в одном месте засел снайпер укропов, с которым они два дня уже перестреливаются, но никак не могут достать друг друга из-за большого расстояния. Так и говорили: «Друг до друга второй день не достаем». Позже, когда я уже переключился на войну и стал более трезво оценивать ситуацию, то понял, ополченцы в самом деле блестяще обеспечили нам охрану на протяжении всего пути. Ведь на каждом холме по месту нашего следования стояли наши снайперы под прикрытием автоматчиков, которые смотрели, чтобы мы спереди не попали под обстрел, чтобы к нам сзади никто не приближался. Когда мы благополучно проезжали опасный участок дороги, все они прыгали в машины, обгоняли нас, и далее обеспечивали охрану впереди, на новом опасном участке. Нас берегли, как зеницу ока. Ведь на тот момент мы везли один из самых больших и серьезных грузов из России, где особенной ценностью был инсулин.
«Для молодых ополченцев был важен внешний антураж — крутые перчатки, рагрузка, снайперская винтовка или автомат с коллиматорным прицелом»
- Дмитрий, вы первый раз попали в Краматорск. Каковы впечатления?
- Мне показалось, что я попал в страну полнейшего абсурда, паноптикума. Я пытался сориентироваться и привязаться к тем реалиям, к которым я привык, но не получалось. Мне пришлось отпустить ситуацию и воспринимать действительность, какая она есть, чтобы как-то подстроиться под происходящее и не сойти с ума. В какой-то момент мне показалось, что я стал героем фильма Тарантино. Я был в центре постоянной движухи, смысл которой от меня иногда просто ускользал, и непонятно было, зачем она нужна и чем все это закончится.
- Что вас удивило больше всего?
- Многое. Удивили меня молодые ополченцы. Я поразился тому, что для многих был очень важен внешний антураж. Они бравировали друг перед другом и гордились своей военной амуницией – вот кому-то достались крутые перчатки, у кого-то наколенники, новый бронежилет, разгрузка, а кому-то вообще повезло — у него был особенный автомат или снайперская винтовку. Некоторые красовались, обвесившись гранатами. Эти парни полностью отдавались этому антуражу. Я заметил, они были так счастливы, что у них это есть, что они такие крутые, настоящие мужчины. И я понимал, что это своего рода их защита от окружающего безумия. На их глазах гибли люди, некоторых их товарищей разрывало на части. Я слышал, как они с тревогой говорили от том, что их приятелю оторвало ногу, его поместили в больницу, а нужных лекарств нет. На полном серьезе они просили нас достать стимуляторы, препараты из группы "А", которые бы спасали человека от болевого шока в момент, если ему вдруг оторвет ногу. И желая найти в этой действительности хоть что-то положительное, они находили это в снаряжении.
- И все же - вопрос, который волнует многих и ответа на него однозначного нет. Как вам показалось, основной состав этого ополчения — местные жители или люди, приехавшие из России?
- Я пообщаться с одним местным депутатом. На мой вопрос: «Скажите, как вообще справляются ваши ополченцы?», он меня перебил: «Это не наши ополченцы, а ваши ополченцы. 99 процентов из России». И добавил: «Кто-то из патриотических соображений приехал, а кому-то надо побегать, в войну, в Рембо поиграть». Лично я не уверен в этих 99%. Судя по говору, там были и местные ребята. Далее я заинтересовался, почему же местное население не слишком активно пополняет ряды ополченцев. И услышал: «До тех пор пока народу платят здесь зарплату, и пока они не пострадают лично, то исправно будут ходить на работу, спокойно жить, ни о чем не беспокоиться, и наблюдать за происходящим со стороны».
- Это действительно так?
- Я расскажу вам один случай. В Краматорск мы приехали ночью. Дико устали. Нас заселили в центральную гостиницу города. По тамошним меркам, шикарный отель с кожаной мебелью, просторным холлом, только воды там не было, как и во всем городе. Служащие гостиницы черпали воду и бассейна и ведра разносили по номерам, чтобы хоть так можно было слить унитаз. Запах стоял соответствующий. Так вот, в гостинице нас встретил портье, здоровый мужик. Я заметил, что ему хочется с нами пообщаться, что-то узнать. Все же нечасто люди из Петербурга приезжают. Стандартный вопрос у всех к нам был один: «Когда Путин введет войска?» и я ожидал от портье такого же влпроса. Этот человек спросил другое: «Вы не знаете случайно, когда "МММ" станет официальным коммерческим банком?». Состояние ощущения паноптикума зашкалило. Кругом война, сгоревшие дома, простреленные машины, на улице — осколки от снарядов, а человека интересует МММ. Он совершенно спокойно выложил нам свою «боль».: «Я так удачно кредит взял в банке, вложил в МММ. Хочу еще вложить, но боюсь, что меня обманут. Вот если бы МММ стал коммерческим банком с каким-то гарантиями, тогда я остался бы бы доволен». Я потом долго не мог выйти из состояния ступора. Дальше — больше. На следующий день я попросил отвезти меня в больницу, где думал взять у главврача список нужных лекарств, чтобы следующим рейсом привезти медикаменты в Краматорск. Потому что списков в интернете много — но нет уверенности, что не нарвешься на мошенников. А тот груз, который мы доставили в этот раз, собирали по запросу больницы Славянска. В Славянск, кстати, нам попасть не удалось. Мне четко сказали: «Если хочешь, мы готовы тебя туда отвезти, готовы даже рисковать жизнью, если это тебе так нужно, но шансов, что тебя не убьют по пути – 50 процентов».
- Как же лекарства доходили до Славянска?
- Меня заверили, что из Славянска раз в неделю в Краматорск приезжает некая девушка, помощник Стрелкова, с охраной. И она увозит всю гуманитарную помощь, предназначенную для Славянска.
- Ну так что там с главврачом больницы Краматорск?
- Главврач долго не хотела к нам выходить. Потом спустилась. Это была худая темноволосая женщина средних лет. Мы объяснили, что мы из Петербурга и готовы собрать и привезти в следующий раз необходимые лекарства именно для нужд этой больницы. Для достоверности попросили ее представиться на камеру и озвучить, в чем нуждается клиника. Видеоролик мы собирались выложить в интернете, показав: Краматорск, больница, главврач, список, чтобы люди не сомневались, на что идут собранные средства. Женщина замахала руками: «Ничего я говорить не буду. У меня двое маленьких детей. Нам ничего не надо». Развернулась и ушла в свой кабинет. Сопровождающий меня ополченец ничуть не удивился такой реакции: «Она укропов боится, как бы чего не вышло потом».
- Может им и правда ничего не надо было?
- Наш самый захолустный госпиталь в глухой деревне показался бы вам шикарным санаторием по сравнению с больницей в Краматорске. Видели бы вы, на каких каталках там людей возят, на каких клеенках больные лежат. А ведь там много раненых - местных жителей, военных. Я тогда еще пытался через дверь до нее достучаться, говорил что-то про клятву Гиппократа. Но со мной даже разговаривать не стали. Помощь от вас не примем и все. Тем не менее, через два дня мне на электронную почту пришел длиннющий список, листов на шесть мелким шрифтом, что было необходимо этой больнице.
«Мне показалось, что в Краматорске местным жителям всё по барабану»
- Расскажите о людях, которые уже больше двух месяцев живут в состоянии войны.
- Мне показалось, что люди там привыкли к халяве, они уверены, что все им должно достаться легко... Менталитет это особенный или что? Не могу понять. У них под окнами разворачиваются военные действия, а они сидят по домам и ждут, когда Путин введет войска и всё за них решит. Ждали ведь до последнего — ходили на работу, ни о чем не больше не думали. Когда я интересовался у них, что же вы так спокойно на свои заводы ходите, в ополчение не вступаете, не защищаете свои города, почему ждете помощи от России, а сами ничего не делаете? В ответ — тишина.
- Говорят, когда люди долго наблюдают взрывы, постоянно слышат выстрелы, то привыкают к ним?
- У меня сложилось впечатление, что часть местных жителей существует в какой-то параллельной реальности. Соседний дом взорвали, а твой – устоял — и слава Богу. Значит, все впорядке. Они, как тот портье из гостиницы — то ли всеми силами обороняют свое сознание от реальности, то ли их действительно, ничего не беспокоит.
- Но есть там все-таки не равнодушные люди?
- Есть. Я видел, как женщины Краматорска становятся настоящими женщинами. Как мужчины становятся настоящими мужчинами в высочайшем понимании этого слова. Например, я наблюдал, как военные обращались к женщинам, которые работали в исполкоме, в столовой. Это было общение на самом высоком уровне, чувствовалась взаимная любовь в самом чистом понимании. На войне в достойных людях проявляются лучшие качества. У остальных — тоже все вываливается наружу.
- Ну а что такое было в тех женщинах, которые работали в столовой?
- В столовой готовили самую простую еду, продуктов явно не хватало. И я искренне не понимаю тех разговоров, когда говорят, что ополченцы жировали. Не знаю, как в осажденных городах можно жировать. В столовой Краматорска меня накормили от души и от чистого сердца, но суп был жидкий, на второе - макароны. Конечно, те женщины пытались как-то разнообразить меню, пекли из муки "дергунчики" – такие вкусные крендельки. Так же они вывешивали на стенах трогательные записочки с текстом: «Если кому-то надо постирать, обращайтесь туда-то», «Пошить одежду - к тому-то» и так далее. В этом был какой-то особый, настоящий, глубокий смысл жизни. Выходит, с одной стороны, я наблюдал полное равнодушие людей к происходящему — как те коровы в поле, их не волнует, что творится в 100 метрах, они стоят и жуют траву. С другой стороны, находились люди, которые были вовлечены в войну, и они испытывали другие эмоции и чувства. И это были настоящие люди. Настоящие патриоты.
- Люди действительно голодали там в последнее время?
- Когда мы только ехали в Краматорск, то попадали в разные передряги. В Ростовской области у нас под основным грузовиком провалился бетонный мост. Местные животноводы с помощью тракторов помогли вытащить машину, предварительно полностью освободив от груза наш грузовик. Потом опять что-то сломалось. В итоге, мы груз несколько раз загружали-перезагружали. И он нам уже стал втройне родным - каждую коробку из пяти тонн в руках по несколько раз подержали. Когда уже на границе один из старших сопровождающих предупредил, что на блок-постах мы должны будем делиться нашей тушёнкой с ополченцами, я стал возмущаться: «Никому не дам. Все на фронт, все ополченцам». Они глянули на меня как-то странно: «Все не раздадим. Но ты сам все увидишь и поймешь». Ночью мы проезжали много блок-постов, и я видел, глаза этих ребят-ополченцев, как они жадно хватали тушенку, пачки крупы. И сразу вспомнил рассказы моих бабушек про блокаду Ленинграда. Так вот, мне показалось, здесь что-то близкое. Ребята хватали по три банки тушенки и две пачки крупы на каждом посту и по тому, как они это делали, было понятно - парни голодают. Если поначалу их подкармливали местные жители, то потом продуктов просто не стало ни у кого. Людям даже соли было не на что купить. Не знаю, чем в последние дни кормили ополченцев, но когда я увидел их глаза, то подумал об одном — как жалко, что так мало мы купили тушенки.
А уже в Краматорске мне рассказывали еще более жуткие истории. Однажды в штаб, где сидели военные, пришли две женщины с детьми. Малыши уже несколько дней сидели без еды. Так матери предложили интимные услуги за то, чтобы покормили их детей. У меня волосы встали дыбом после услышанного. Естественно, детей накормили сразу, а семьи вскоре эвакуировали. Но эта история показывает, до какой степени отчаяния дошли люди в тот момент.
- Говорят, пить на Донбассе стали в три раза больше — вроде, чтобы заглушить страх. Это не смотря на то, что Стрелков ввел сухой закон?
- Среди ополченцев я вдрызг пьяных не видел ни одного. Встречал пару человек, от которых шел небольшой душок, и они были слегка навеселе. Но потом узнал, что эти ребята получили жесткий нагоняй от командира. Допускаю, что на блок-постах могли выпивать. Но я лично не сталкивался. Вообще, ситуация на Донбассе странная. Например, есть люди, которые утверждают, что часть ополченцев - это бандиты, которые отжимают у людей машины, отнимают груз. Другие говорят, что в ополчение душевные люди. Правды не сыщешь. Например про руководителя ополчения Горловки Беса хотят слухи, что он - вор, бандит, негодяй, у всех машины поотбирал, у богатых людей имущество изъял и все себе. Но есть такие, кто уверен, что с его приходом в городе навели порядок. Кому верить? Наверное, лучше всего не погружаться в это. Правды не найти. Она там такая переменчивая и сиюминутная, что есть большой шанс ошибиться. К сожалению, мы видим только верхушку айсберга, малую толику войны. Что там происходит на самом деле, возможно, не узнаем никогда.
- Кстати, как люди там относятся к смерти? Привыкли хоронить?
- Не смогу ответить, я не встречал людей, у которых погиб родственник. Случилось так, что на следующий день нашего пребывания в Краматорске, мне приказали: «Сегодня уезжаем». Изначально мы планировали остаться на день-два, сформировать автобус беженцев и вместе с ними вернуться в Петербург. Но спорить там не принято. Ситуация меняется постоянно, как я уже говорил. Возможно, в тот день как-то сместились подразделения нацгвардии, и у ополчения появилась возможность провезти нас безопасно. Поэтому нужно было собираться и уезжать оттуда. Но из того небольшого общения с местными мне показалось, что очень многие охвачены одним чувством - тревожным равнодушием. Но тревога в основном за себя. Может я ошибаюсь. И тогда приношу жителям Краматорска свои извинения. Конечно, если кто-то теряет там близких — они переживают. Остальным — все по барабану. Живут по принципу - моя хата с краю – ничего не знаю.
«Мне завтра неудобно выезжать из осажденного города, давайте в понедельник»
- Много было желающих выехать из Краматорска?
- Самое поразительное во всей этой ситуации, что желающих покинуть зону боевых действий собралось много, но некоторые при этом капризничали: «Мы не хотим ехать туда, а хотим вот сюда». Мне казалось, что во время войны, когда гибнут люди, постоянные артобстрелы, надо бросать все и ехать куда угодно, где только не стреляют. Но люди еще выбирали. Например, в Санкт-Петербург мало кто не хотел. Ссылались на то, что Питер – слишком далеко, им бы в Ростов. Но Ростов и Краснодар не резиновые и при нынешнем потоке беженцев скоро будут переполнены. И если не остановить поток беженцев в эти города, распределив его по остальной части России, то вскоре уже и россияне не смогут найти там работу, со снабжением начнутся перебои. У нас планировался автобус на 40 человек. Набрали мы от силы человек 13. Хотя предлагали бесплатно довезти, поселить, найти работу. В Санкт-Петербурге мы держали для них квартиры, организовали продуктовый склад, думали, приедет народ – снабдим их первым необходимым. У нас в городе готовы были их встретить. Но в итоге собрать автобус так и не удалось. Возможно, просто не успели - Славянск пал, а за ним и Краматорск.
- Я слышала, что вы мужчин отказывались вывозить?
- Да, у нас было строгое условия – спасаем только женщин и детей. На мой взгляд, мужчины должны оставаться и защищать свои города. Например, на обратном пути я тоже вывозил семью из Славянска. Двух женщин с маленьким ребенком, а потом подсадили ещё парня лет 20-22. Я ему прямо сказал, что если б меня не попросили ополченцы, я бы его не повёз. Знаете, в той обстановке мигом слетает все наносное. Пропадает желание натужно улыбаться и лицемерить. Хочется говорить жестко и прямо, без лжи и фальши. Но ополченцы меня уговорили довезти молодого человека до границы, сказали, что он - сын одного из начальников ДАИ, местной милиции... Хотя разве это оправдание? Ну да Бог с ним. Когда ехали обратно, тоже произошел интересный инцидент. Наша Нива перегрелась, включился вентилятор охлаждения двигателя. Звук от вентилятора напоминал сирену. В этот момент моих пассажиров чуть не сдуло с сидений. Как оказалось, жители Славянска привыкли за время этого кошмара реагировать на звуки сирены на рефлекторном уровне. Эта семья рассказывала, что их вывозили из Славянска на какой-то "Газели". Неожиданно на дорогу выбежал ополченец и стал махать руками. Машина остановилась. И вдруг в 100 метрах от них начался минометный обстрел. Ополченец вовремя их спас, иначе автомобиль разнесло бы на куски.
- Странно, что не смотря на тревожную обстановку, далеко не все местные жители желают покидать свои дома?
- На днях мне пришло письмо от женщины: «Помогите, я осталась одна с годовалым ребенком, не могу выбраться отсюда. Я знаю, что вы вывозили людей. Спасите». Назвала один из городов, где войны пока нет. Я бросил все дела, перетряс всю Новороссию, поднял на уши всех знакомых. В итоге, нашел человека, который ехал в Горловку забирать свою семью. Еле уговорил его забрать ту женщину. Он согласился при условии, что она в определенное время выйдет на шоссе, он ее подберет и довезет до Ростова, т.к. в города заезжать он с семьёй не станет. Я связался с той женщиной, сообщил ей радостную весть, что завтра в таком-то месте ее сможет подобрать машина. Знаете, что она ответила? «Мне завтра неудобно, давайте в понедельник».
- Волонтеры рассказывали мне, что многие принимают у себя беженцев из корыстных побуждений – кому-то нужна бесплатная сиделка для стариков, кто-то просит украинцев во время проживания отремонтировать квартиру, построить дачу…
- Я не сталкивался с таким вещами. У нас в Питере произошла другая неприятная история. Одна женщина предлагала помощь семье беженцев. И когда люди у нее поселились, она их обобрала до ниточки, всю гуманитарную помощь себе прикарманила. А когда ее на этом поймали, она облила грязью волонтеров, мол они прислали к ней правосеков, а не мирных жителей Украины.
- Вы связывались со знакомыми из Краматорска в последние дни, что там происходит?
- Связывался на днях. Самое поразительно, они спокойно сказали, что готовы принять наш груз, проезд нам обеспечат. Как я уже говорил, ситуация там меняется очень быстро. Через день Славянск и Коаматорск ополчением были оставлены. Позже я связался с представителем Верховного Совета ДНР, спросил как и что, он сказал, что в Краматорск уже нет смысла ничего возить, а Донецк очень ждет помощи. Перечислил, что нужно все - медикаменты, перевязочные материалы, потому что бои, возможно, начнутся серьезные. Теперь будем максимально быстро стараться формировать и отправлять груз.
- Сами поедете?
- Сам я в этот раз не поеду. Жена очень сильно переживает - все же семья, дети. Да и нет мне необходимости туда ехать. Я уже знаю тех людей, которые доставляют груз, уверен в них. Знаю тех, кто получает. А мне пока надо здесь работать. Я ведь собирался официально оформлять гуманитарную помощь, отправил запросы в разные крупные организации. Городским чиновникам. Главам муниципальных образований. Но ответа пока ниоткуда не получил. Некоторые все же помогают, но тайно и индивидуально. Опять вся главная надежда - на простых людей. И самое парадоксальное, что 99 процентов из тех, кто помогают — это женщины. Женщины несут вещи, везут продукты, переводят деньги. Вот недавно одна дама отдала нам два бронежилета. А мужики в это время сидят в интернете и пишут, что Путин должен ввести войска.
И мир, и война - все лежит теперь на хрупких женских плечах. Надеюсь, когда-нибудь это изменится.
ИРИНА БОБРОВА
ДМИТРИЙ БАБИЧ